ОДИН ДЕНЬ В ГЛУБИНКЕ

Отрадно «нырнуть» в глубинку за несколько сот километров от Москвы, чтобы отдохнуть душой и телом. Не то чтобы угнетало постоянное пребывание на приходе в центре Москвы. Место, где располагается церковь свт. Николы на Берсеневке  - уникальный уголок столицы. И территория храма – единственная старинная усадьба в центре города. Древнейший храм Замоскворечья (357 лет). Дом причта – Набережные палаты (17-19 вв.). Палаты думного дьяка Аверкия Кириллова – самая старинная гражданская постройка Москвы. Когда-то это здание соединялось крытым ходом с храмом. Здесь стояла высокая колокольня, которую называли Замоскворецкой свечой (45 м., разрушена в 1932 г.). Бродишь по вечерам по аллеям усадьбы или сидишь в беседке – соловьи изливают свои трели, прохлада (благо Москва-река рядом), из окон дома причта открывается вид на храм Христа Спасителя. Лепота! Думаешь с сокрушением: и за какие-такие подвиги все это благо от Бога? ! Находясь в таком прекрасном месте – жить бы не тужить, да Бога благодарить. Душа однако болит за глубинку. Тянет туда. Это наш тыл, наш резерв.

Первая остановка – село Пиначеги. Здесь разрушается храм в честь Покрова Богородицы (40-е гг. 19-го века). Храм совершенно аварийный: сорваны кресты на куполе и колокольне, рухнула средняя часть храма, нет пола в центральной части храма, отслаивается внешний слой кирпичной кладки. С нами бригадир  кровельщиков из фирмы нашего генерального подрядчика. Предстоит детальный осмотр храма. Горячее, неотступное желание в этом году сделать существенную подвижку в возрождении храма. Вот уже 9 лет звучит в нем молитва. В престольные праздники из  райцентра приглашают священника. Изготовлен иконостас, недавно появились престол и жертвенник – Литургию бы уже служить! Но владыка новообразованной епархии, к которой относится храм, благословил продолжить пока молебны. Хотим покрыть железом алтарь, но нет, не получается – практически по всему объему алтаря отошла кирпичная кладка, ее нужно срочно вычинивать. Вот ситуация: сами в долгах как  в шелках (особенно задавили поборами за коммунальные услуги), свой храм нуждается в самом необходимом. Нелогично, абсурдно при таком положении заниматься далеким храмом в вымирающей деревне – а душа болит, сердце обливается кровью, видя разрушение храма. Ты точно знаешь, что никто – ни епархия, ни благочинный, ни местный немногочисленный бедный люд, никакие гипотетические благотворители ничего не сделают. Ну что ж, вспомним тактику Наполеона  - ввяжемся в бой, а там посмотрим.
 
   Следующая остановка – Скорбященский храм в селе Зулибино. Действительно скорбный, скорбящий храм. Несколько лет тому назад была предпринята попытка его возрождения. Священник  из соседнего села совершил в храме несколько молебнов. Затем приглашали одного приходского игумена служить Литургии в трапезной части  храма. Года три назад его назначили настоятелем новооткрывшегося монастыря и в храме села Зулибино всё заглохло. Прекратились службы, внутрь залезли воры  - учинили полный разгром. Внутри главного алтаря: виселица, череп коровы, конский хвост – аксессуары бесопоклонников, облюбовавших это место для своих сатанинских ритуалов. «Не могу смотреть на такое поругание святыни!» - воскликнула раба Божия Валентина – супруга моего старшего брата. Прочитали 9-й час и начали трудиться.   Обрубили деревья и кустарник у стен храма и на его крыше, трудимся внутри. Я как всегда начинаю с прочистки подоконников внутри алтаря. Спутники убеждают меня в ненужности моих усилий и в отсутствии  техники безопасности  – этим, мол, будут заниматься профессионалы. К тому же мы не взяли с собой орудия труда. Я отвечал:  «84 года эти стены ждали, когда появятся такие профессионалы – и в результате такое запустение». В пыльной дымке с помощью плотного куска стекла порциями выношу с подоконников алтаря (их пять) мусор. Пола нет, под ногами доски,  стекло, банки из-под пива и т.д. Чтобы вынести очередную порцию мусора нужно преодолеть две поперечные балки. Удивительно: за час были прочищены все пять подоконников. С удовлетворением говорю: ну вот сделали еще один шаг к возрождению храма. Мои спутники в ответ: «Не один, а целых пять – ведь подоконников то столько!»  У выхода из храма нас ожидает мужчина лет шестидесяти. Он представляется как участник военных действий в Афганистане, Анголе и Чечне и говорит: «У меня значительная пенсия – буду помогать. Храм должен жить! Нехорошо, что он в таком состоянии». Порыв, заслуживающий одобрения. Удивительно: воевал в Афганистане, «умиротворял» Чечню, побывал даже в далекой Анголе, а вот у себя дома такой бедлам – святыня, находящаяся в таком  неприглядном состоянии.
 
В большом селе Томичи нам предстоит вручить «гуманитарную помощь»: два больших короба с лекарствами для сельского медпункта  - подарок московской больницы, которую мы опекаем вот уже 20 лет. Надо было видеть радость руководителя медпункта Виктора Алексеевича: ведь медикаменты были наисвежайшие и дефицитные. Интересным было общение с этим «земским лекарем», совершенно чеховским персонажем. «Я здесь работаю уже 35 лет, приехал в это село по распределению. Труд каторжный. Время очень трудное – идет уничтожение  сельской медицины. Министерство здравоохранения правильней было бы назвать министерством вредительства. Была у нас своя лаборатория, кабинет физиотерапии и т.д. Все сократили. Помните, прошла волна поджогов домов престарелых, сельских больниц и школ – под эту сурдинку очень много всего закрыли, пока не вышел указ президента, чтобы вот так огульно не закрывали. Недавно прошел ремонт больницы – половина средств «испарилась». Множество недоделок. Обещали предоставить новую мебель – вместо нее всё старое, кто что из дома принес. Сейчас у нас стационара нет  - тяжелобольных возим в райцентр. Повезешь после инсульта или инфаркта в райбольницу за 45 км  - нередко не укладываешься в «золотой час» и привозишь трупы. Много отравлений и смертей от «паленой» водки. Для пресечения этого зла ничего не делается. Каждый ушедший из жизни в больнице человек – рана на сердце. А те, кто благодаря тебе еще живут, после инфарктов и инсультов – большая радость».
Спросил врача: может ли он по внешнему виду определить, какие у меня болезни? Опытный медик мгновенно  выдал перечень моего «распустившегося букета» болячек. Подумалось: ну почему же наше телевидение не интересуется такими самородками, профессионалами своего дела?! Запомнились такие высказывания Виктора Алексеевича: «Я не солнышко, всех не обогрею»;  «Я не честолюбив, но честь имею»; «Очень важны опережающие  меры в течение часа после сердечного приступа. Поистине – это золотой час. Но пока я дозвонюсь в райцентр, пока приедет машина, чтобы забрать больного, он уже «ласты клеит»; «Село загублено, все скукоживается как шагреневая кожа. Наркотики можно купить на любом углу»; «Детей лишили анальгина и димедрола. Дают  диклофенак - готовят гастритиков  и язвенников»; «Нужно не только декларировать в Конституции право на лечение, но реально выполнять это». 
Обратил внимание на отсутствие у больницы забора. В ответ на свое недоумение услышал: «Молодежь разгромит за один сезон». Напротив больницы - памятник   погибшим воинам – стела с изображенной на ней коленопреклоненной скорбной матерью перед восьмиконечным крестом. Металлическая ограда с множеством звезд – характерная для нашего времени эклектика.    Рядом огражденная сеткой спортивная площадка. Неприятно было видеть по ее краям битое стекло и поломанные лавки.
Следующий ящик с медикаментами был передан медсестре деревни Заболотово. Здесь 9 лет тому назад на месте разрушенной часовни в честь  свв.мучеников Кирика и Улиты нами был воздвигнут Поклонный крест.
Пошел сильный дождь. Первая мысль – как он повлияет на эти руинированные храмы?  Не будет ли это последней порцией осадков, которая приведет к необратимым разрушениям? 
Интересным было общение в поездке с Ю.Б.Селивановым – известным одесским журналистом, вынужденным оставить родной город ввиду угрозы репрессий. «24 февраля в первый рабочий день после переворота в Киеве был вынужден оставить Одессу. Весь архив главных информационно-аналитических программ нашего телеканала (в т.ч. 339 выпусков итоговой еженедельной программы) был уничтожен. Дубликаты, к счастью, сохранились. Поражает многолетняя пассивность России на украинском направлении, в то время как американское посольство в Киеве – крупнейшее в мире, чрезвычайно активно. Мы неоднократно обращались в Москву за помощью в освещении темы российско-украинского единства. Нас просили прислать письменные обращения, но в итоге все ограничилось словами.  В годы войны Одесса была оккупирована преимущественно румынскими войсками. Город был центром Транснистрии  - региона в подчинении Бухареста в составе Молдавии, Южной Бессарабии, Одесской и Николаевской областей и еще нескольких участков территории. Румыны проводили жестокие репрессии. Но в то же время при них в Одессе работали театр и университет».
«Сейчас не евреи, а кавказцы наводняют город. Шаурма продается на каждом шагу. Много людей приехало из сельской местности. Регион находится в упадке. Черноморское  и дунайское пароходства умерли. ЧМП имело 300 судов, а сейчас ни одного. Журналистские расследования на действительно актуальные темы не проводятся. Мы, правда, проводили расследование обстоятельств продажи  авианосца «Варяг». Официально его продали Китаю за 20 млн. долларов – по цене металлолома. На самом деле, как есть основания считать, он был продан по цене на порядок больше. Та трагедия, которая случилась в Одессе  в начале мая,  имела исторический прецедент – во время румынской оккупации такое уже было сожжение: 20 тысяч людей на Прохоровских складах.   События 2 мая глубоко шокировали всех одесситов, до сих многие из них не верили в то, что им говорили про бендеровцев.  Теперь в Одессе наверняка не осталось ни одного, кто бы не знал, как выглядит звериный оскал фашизма».  
Вечером после ужина снова собрались ехать в храм села Зулибино. Идем мимо ручья. Я люблю наедине останавливаться около него, чтобы слушать «музыку вечности»: журчание ручья умиротворяет. К сожалению, он забросан множеством спиленных деревьев – «насвинячили» электрики, ремонтировавшие здесь участок электропроводки.    Поработали по принципу: «после нас хоть трава не расти». Сделали свое дело, а срезанные при этом деревья «пусть дядя убирает». Соприкосновение с такими случаями ранит сердце, провоцирует уныние. Когда же мы будем относиться к своей земле с любовью, по-хозяйски?! Вместо замкнутого цикла в исполнении любого дела у нас нередко случается такая безхозяйственность. Дачница из Москвы жаловалась на то, что прекрасная лесная дорога из гладкого камня, проложенная еще в довоенный период была варварски разрушена. Проводили телефонный кабель и ничего другого не придумали, как для его прокладки вспороть эту дорогу. Теперь, заросшая кустарником, она представляет жалкое зрелище…
К машине подходит раб Божий Александр, просит подвезти в соседнее большое село. Предлагает 500 рублей. Взять не можем, так как машина переполнена. К тому же очевидна цель его просьбы – за спиртным в тамошний магазин. Десять лет мы видим его либо в нетрезвом состоянии, либо после похмелья. Поразительно – у меня после глотка горячего чая, после полоскания горла каким-нибудь фурацилином, когда со слюной в желудок попадет чуть-чуть этого лекарства, страдания в течение нескольких дней. А тут ведрами потребляют ужасное пойло – «паленую» водку и ничего!

Упомянутая дачница рассказывает: «Пытаюсь говорить с людьми о вере, предлагаю духовную литературу. Недавно от двух женщин услышала: «Вы глупы, что верите в Бога!» А насчет духовной литературы: «Нет времени читать, не интересна эта литература». Подумал: «А я когда щелкаю каналы телевизора, всегда ли мне интересно останавливаться на «Союзе»?»
В дороге до половины читаем малую павечерницу (завершаем ее уже в храме). Проезду к храму мешают в трех местах завалы из деревьев – последствия кратковременного бурана, прошедшего сегодня. Говорю рабе Божией Марье – одной из участниц поездки, поклоннице Индии: «Твоим друзьям работа (имеются в виду слоны)». А она в ответ: «Такими ветками они в Индии улицы метут». Юрий Борисович: «Трижды разбирая эти завалы, по сути, мы уже провели трудовой час».   Позже, уже возвращаясь из храма,  где нас ожидало крупное искушение, он пришел к выводу, что силы зла активно препятствовали нам, пытались блокировать наши усилия по возрождению храма. Лично мне это было сразу понятно. Искушение, о котором я упомянул, заключалось в следующем: перед утренней молитвой в храме, после которой был трудовой час, звонили 12 раз в колокол (он был подвешен на дерево). Приехав вечером, надо было звонить перед вечерней молитвой. Кинулись, а колокола нет! Стали искать, метаться по деревне – все безполезно. Исчез наш «тимпан»! Настроение резко спикировало вниз. Подмывало все бросить и уехать. Как же так: мы, оставив свои московские дела, приехали, чтобы освободить дом Божий от скверны, а тут такой удар от местных. С большим трудом взял себя в руки. Ясно, что это происки врага рода человеческого, не первый раз испытываю такие удары. В первый год нашего появления в этих местах супружеская чета – члены общины нашего храма, купили здесь дом. Подремонтировали, свезли в него весь свой скарб, вплоть до документов. И вот в один «прекрасный» день, в их отсутствие, дом сгорает дотла. Что это было? Сознательный поджог? Неосторожное обращение с огнем – все шито-крыто. Осталась неопределенность. Эта печальная история показалась моему гостю  Юрию Борисовичу очень похожей на то, что ему пришлось наблюдать в его родной Одессе, только в гораздо более крупных, можно сказать эпических масштабах.
Одесса в советские времена была главными южными морскими воротами страны. Именно здесь находилась штаб-квартира крупнейшего в мире (!) Черноморского морского пароходства, располагавшего флотом в триста с лишним крупнотоннажных океанских судов. Фактически весь город, так или иначе, участвовал в жизни этого морского гиганта. Мальчишки мечтали поступить в «высшую мореходку» и стать капитанами дальнего плавания, а девчонки, соответственно, – выйти за них замуж. Мало того, пароходство приносило в казну миллиарды остродефицитных тогда американских долларов.  

Вся эта почти неземная идиллия продолжалась ровно до возникновения независимой Украины, которая едва ли не в первую очередь решила сделаться независимой от собственного торгового флота. Под шумок убаюкивающих разговоров о ненужности новому государству такого «имперского наследия», пароходство стали все возрастающими темпами распродавать, а точнее - разворовывать. Практически новые суда, построенные на лучших зарубежных верфях, официально уходили за кордон чуть ли не по цене металлолома. На самом же деле продавали их, разумеется, за куда более серьезные деньги, которые тихо прятали по карманам большие и очень большие начальники. Настолько большие, что до сих пор, спустя двадцать с  лишним лет, остается неизвестным, кто именно дал отмашку на уничтожение ЧМП. В Одессе очень настойчиво говорят о том, что главным бенифициаром этой аферы века является первый президент Украины Кравчук. Которого, естественно, ни к какому суду не привлекали, а сам он предпочитает на эту тему помалкивать. Единственным козлом отпущения сделали сравнительно мелкую  сошку – одного из президентов ЧМП Павла Кудюкина – его посадили на 6 лет. Между прочим, даже эта «мелкая сошка» предлагала программе «Время», корреспондентом которой в Одессе он был в то время,  30 тысяч долларов за двухминутный сюжет в его пользу.

Распродажа  ЧМП  продолжалась почти десять лет. Все попытки остановить этот процесс пресекались на корню. Печальная участь постигла известного в Одессе человека – президента рыбопромысловой компании «Антарктика» Валерия Кравченко. Он задумал начать восстановление пассажирского флота ЧМП и с этой целью выкупил арестованный в Италии за долги пассажирский лайнер «Одесса». Красавец корабль был вызволен из плена, вернулся в Одессу, находился в весьма приличном состоянии и нуждался только в небольшом ремонте. Через несколько недель после торжественного прибытия судна в одесский порт,  Кравченко  был застрелен в подъезде собственного дома неизвестным киллером (преступление до сих пор не раскрыто), а теплоход «Одесса», так и не выйдя на линию, был продан как металлолом и отправлен на знаменитое индийское кладбище кораблей – в бухту Аланг.  Кстати, именно там закончили свои дни в середине 90-х годов и все крупнейшие суда «космического флота» СССР, входившие в состав ЧМП, в том числе «Космонавт Юрий Гагарин» и «Космонавт Владимир Комаров». Юрий Борисович был последним из журналистов, кто побывал на борту «Гагарина» перед его отправкой на слом – корабль был совершенно живой, за несколько лет до этого на нем была смонтирована новая энергетическая установка, способная обеспечить электроэнергией город средней величины. На капитанском мостике на стенке даже остался  фотопортрет Ю.А. Гагарина с его дарственной надписью экипажу на обороте! Селиванов забрал эту историческую реликвию ввиду её явной ненужности индийским заготовителям металлолома.

Гибель  ЧМП стала свершившимся фактом примерно к 2004 году. Но это еще не финальный акт драмы! Ведь в Одессе оставался  действующий Музей морского флота СССР! Так сказать главный и неопровержимый свидетель нашей славной морской истории.  Красивейшее здание находилось в центре города в сотне метров от знаменитого Одесского театра  оперы и балета. Музей загорелся в одну из апрельских ночей 2004 года. Здание выгорело практически полностью, обрушилась крыша,  все выставочные залы с огромным количеством уникальных экспонатов превратились в пепел. Огонь не коснулся только музейного фонда, находившегося в подвальном помещении. Официальное расследование вынесло заключение:  причина возгорания – короткое замыкание. Директор музея, ветеран флота Петр Клещевский убежден – то был поджог.  В пользу этой версии говорит и тот факт, что самого Клещевского сразу не уволили, хотя неполадки с электропроводкой – явная служебная халатность. Но для увольнения директора по статье нужны были веские доказательства его вины, которых судя по всему, не было. Поэтому дело предпочли просто замять. Избавились от неудобного свидетеля только через два года, когда Клещевский каким-то чудом «выбил» небольшую сумму на восстановление музейной крыши – до этого здание было полностью завалено снегом и залито дождями. После этой кадровой зачистки ремонт музея заглох окончательно и находился в нулевой фазе почти десять лет. Шевеления начались только после прихода к власти партии регионов, когда вновь стала популярной тема возрождения исторического наследия. Однако возрождать в Одессе решили не красу и гордость города – уникальный музей морского флота, а некий «Английский клуб», который существовал в этом здании еще в 19-м веке и был чем-то вроде ночного казино для местного бомонда. И только после неоднократных недоумений одесситов, начальство было вынуждено вспомнить о том, что в главном морском городе Украины уже десять лет нет не только морского пароходства, но даже музея ему посвященного. Но, как говорится, лучше бы не вспоминало! Чиновники одесской облгосадминистрации, взявшиеся курировать проект восстановления музея, не нашли ничего лучшего, как …выписать из Швейцарии некоего господина, который якобы лучше всех знает - каким должен быть флотский музей в Одессе! И это притом, что в городе есть выдающиеся специалисты данного профиля, проектировавшие многие музеи страны и великолепно знающие ее морскую историю.  Представленный вскоре швейцарским варягом «проект», как и следовало ожидать,  оказался типичным продуктом современного псевдокультурного фаст-фуда. Некая помесь мини-диснейленда с обязательными детскими аттракционами, макдональдса и сувенирной лавки. Обещали, правда, видимо из жалости, отвести место и собственно истории одесского мореплавания – где-то между открытием Америки Колумбом и пиратами Карибского моря. Все попытки здравомыслящих одесситов обратить внимание чиновников на то, что в мире таких типовых «музеев-кафе» многие тысячи, и нельзя ради такого же тысяча первого жертвовать уникальным одесским музеем, натолкнулись на глухую стену непонимания. «Зато у нас все будет,  как у людей» - невозмутимо отвечали ясновельможные господа.
 Такое невозмутимое безразличие украинского правящего сословия  к морской истории Одессы удивительно только на первый взгляд. На самом деле оно абсолютно естественно, если учесть, что эта история практически равнозначна истории России и Советского Союза. Но никак не независимой Украины, с началом которой одесское мореплавание по большому счету закончилось. Вполне понятно, что властям этой непутевой страны нет никакого резона восстанавливать в городе фактически музей морского флота России и тем самым лишний раз напоминать одесситам о своем собственном полном ничтожестве и несостоятельности.  А еще, не ровен час, и о разворованном вдребезги Черноморском морском пароходстве – преступлении, виновники которого до сих пор ошиваются в высших сферах украинской элиты, и которых  ждёт, не дождется скамья подсудимых. А тем временем в городе Одессе, бывшем некогда южными морскими воротами великой страны, выросло уже целое  поколение «иванов, не помнящих родства». Поколение не только лишенное шансов продолжить славные традиции одесских мореходов, но даже не подозревающее об их существовании. Музей, который мог бы об этом поведать, похоже, закрыт навсегда. Такая история Украине не нужна. Нынешней – бендеровской Украине и подавно.                                          

Расстояние от нашего дома до храма около 30 км. Получается, что за две ходки  - утром и вечером, туда и обратно – 120 км. И так – каждый день. От непривычно большой физической нагрузки занемела правая рука. Трижды проваливался сквозь прогнивший пол – слава Богу, без особых последствий.  Одной нашей прихожанке (ей уже за 70) повезло меньше: участвуя в уборке храма новооткрывшегося монастыря, также провалившись, она сломала ногу. Перенесла очень тяжелую операцию. Послал своих спутников в сельскую библиотеку на разведку – прозондировать почву. Разговорился с двумя подошедшими мужчинами. Еще нет и 11 часов утра, а они уже «приняли на грудь». Сочувствуют в связи с пропажей колокола. Подозревают, что колокол «утянули нерусские, собиравшие по деревне цветной металл». Не работают. Я: «А вот висит объявление: требуются грузчики, слесари и т.д.» Они: «Кому мы нужны – нам уже по 50 – таких на работу уже не берут». Вспомнили рассказ бабушки, что когда храм закрыли, сбрасывали колокол и он треснул. Подошла сотрудница сельсовета. Разговорились. Выяснилось, что в селе прописано более 350 человек.  Но реально живет около половины. «На субботник никого не собрать» - посетовала она. Интересен взгляд со стороны от посещения библиотеки Юрия Борисовича: «Мы посетили объект, про который можно сказать, что он выпал из времени – библиотеку села Зулибино. Любой, кому сейчас за пятьдесят, и кто помнит, как выглядели такие маленькие библиотеки во времена СССР, наверняка почувствует, что вернулся в детство. Особую яркость этому ощущению дежа-вю придает запах провинциальной библиотеки, который ни с чем не спутаешь – аромат хорошо поживших, напитавшихся переживаниями своих читателей старых книг. Кстати – примерно четыре/пятых книжного фонда из тех, советских времен. И это скорее хорошо – поскольку вряд ли было в истории России другое время, когда вершины мировой литературы старались сделать достоянием самых широких  народных масс.  А вот современные издания представлены в основном низкопробным, развлекательным чтивом – такое впечатление, что библиотека снабжается из центра с прицелом на дальнейшую деградацию местного населения. Полностью отсутствует научно-популярная и историческая литература. Библиотекарь даже не поняла  мой вопрос и стала показывать романы Пикуля, когда речь зашла об истории. Впрочем, есть и приятное исключение – свежеизданная многотомная «Православная энциклопедия» - дорогостоящее издание,  появление которого в такой заштатной библиотеке вряд ли можно объяснить какой-то специальной целью. Вполне возможно, в центральном распределителе просто не заинтересовались таким изданием и решили отправить его куда подальше -  «с глаз долой, из сердца вон». Однако если инициатива с возрождением храма в Зулибино даст реальный результат, не исключено, что эта энциклопедия может стать самым популярным чтением для местных жителей. Которые, как мы могли убедиться, с достаточным пиететом и с заметной ностальгией относятся к православной теме. В целом впечатление таково, что эта библиотека полностью соответствует  главному местному «трэнду» - угасанию. Тот факт, что она является объектом Министерства культуры РФ, выглядит очень сомнительным комплиментом этому ведомству. Во всяком случае, о наступлении века компьютеров и интернета здесь ничто не напоминает. Хотя в окрестных домах интернет есть.   Школу в селе закрыли вместе с факультативом по карельскому языку. Сейчас местные карельские дети учатся в соседнем селе, где их родной язык  не преподают. Сами карелы практически обрусели, письменный язык уже забыли, говорить пока могут. Фольклорные карельские посиделки в библиотеке, ранее собиравшие много людей всех возрастов сегодня стали большой редкостью. Тем не менее, на 30 мая в местном ДК намечено открытие музея карельской культуры. Правда, кто будет его посещать не совсем понятно – трезвых мужиков на сельской улице уже с утра найти невозможно, а дети закрытой школы учатся далеко и возвращаются домой поздно».      

Деревня Иванцово – идеальное место для проведения выездного заседания  Государственного совета Российской Федерации по проблемам  выживания народа.  С организацией этого форума желательно поторопиться, потому что из прежних 67 человек местного населения в живых осталось всего лишь четыре. Причем самым молодым уже далеко за пятьдесят. Впрочем, если государственные мужи России не успеют в Иванцово, у них есть на выбор еще несколько десятков тысяч аналогичных сел, положение которых  такое же «предвечное». Интерьер для обсуждения темы более чем подходящий - ряды разваленных, как после «ковровой» бомбардировки бывших жилых домов, и едва теплящаяся под развалинами бывших колхозов и совхозов экономическая жизнь. У большинства хозяев которой, кстати, русский язык далеко не родной. 70 лет, прошедших со времен Второй мировой войны, за время которых человечество в целом совершило гигантский прыжок вперед в смысле качества жизни, на  местных жителях если и отразились, то лишь в худшую сторону. В том же Иванцово  экономическая основа бытия, ранее представленная полным набором предприятий развитого аграрного сектора (в т.ч.  МТС, кузницей, мельницей, молочнотоварной фермой, зерновым производством, пасекой и плюс к этому весьма зажиточными личными подворьями - по несколько коров и телят, десятка два овец, птичник и т.п.) свелась к примитивным лесозаготовкам руками пришлых людей, очень смахивающим на банальное расхищение лесных ресурсов страны. Местная старожилка Галина, бывший колхозный бригадир,  вполне может стать основной докладчицей на этом заседании  Госсовета. Она убеждена – точка невозврата селом пройдена и возродить его можно только за счет чрезвычайных мер – принудительно вернув в сельскую местность всех сбежавших в города молодых людей, что в принципе невозможно.  Впрочем массовое убийство села началось еще во время Второй мировой войны, когда в родные дома не вернулись девять из каждых десяти мобилизованных. Типичный случай - соседка Галины, которая  вышла замуж в 1941 году в самый канун войны, проводила мужа на войну и больше его не увидела. Только в этой семье могло родиться несколько новых поколений  – десятки так и не появившихся на свет детей, внуков и правнуков. Соответственно, население того же Иванцово сегодня должно было составить не 4 человека, а как минимум 400.  И таких обезлюдевших сел в России десятки тысяч.  Именно Россия и русские  принесли самые большие жертвы на алтарь общей Победы. Это был страшный удар по национальному генофонду, от которого русское село уже не смогло оправиться. Печально, но на протяжении десятков послевоенных лет, советские лидеры, строившие  амбициозные планы построения коммунизма к 80-му году и раздававшие бесплатные Асуаны и Исфаханы по всему миру, так и не удосужились заняться  исполнением своих прямых служебных обязанностей – сбережением собственного народа. Пришедшие им на смену так называемые «демократы» забили уже последние гвозди в крышку гроба русской деревни, когда фактически открыли российские границы для массового ввоза иностранных  продуктов питания и тем самым сделали  практически излишним собственное аграрное производство. Египетский картофель, польская говядина   и турецкие помидоры стали оружием массового поражения для российского сельского хозяйства  и русской деревни. И справились со своей задачей, судя по тому, что мы увидели в деревне Иванцово, не хуже водородной бомбы. 

Игумен Кирилл (Сахаров)