На
руинах родственных связей
Можно было бы в заголовок добавить - «если завтра
война, или на руинах…»
Я много писал о своих наблюдениях о жизни глубинки -
нашем тыле в случае войны. Писал о том, какая там разруха и вымирание. А что с
родственными связями - как здесь обстоят дела? Хотелось бы, чтобы родственники
были сплоченными, солидарными, чтобы между ними была взаимопомощь, чтобы были
устранены недоразумения и средостения перед лицом тех угроз, с которыми мы
столкнулись. Когда я намеревался составить список родственников (о родословной
речи не было: тут нечего сказать - «черная кость», «люди от сохи» из
Воронежской и Курской губерний), мне говорили: «Зачем Вам это надо, ведь Вы
- монах». Я в ответ: «Было бы лицемерием
с моей стороны не побеспокоиться о «присных» - ближайших родственниках. Ведь я
несколько десятилетий в гуще событий, общаюсь с большим количеством людей,
участвую во многих церковных и общественных мероприятиях». В книге «Исповедь
варвара» меня поразили слова представителя самой воинственной народности Северного
Кавказа: «Вы, русские, никогда нас не победите, так как вы очень разобщены. У
нас нормально позвонить дальнему родственнику на Камчатку глубокой ночью и
поздравить с рождением ребенка. А у вас это вызовет недоумение и раздражение».
Какой была цель моих изысканий? Отнюдь
не желание погружаться в мирскую стихию, человеческие дрязги, не желание
извлечь из этого для себя материальную пользу. Мною двигало желание принести
духовную пользу родственникам, забота о спасении их душ.
Последние технические достижения: сотовые телефоны,
электронная почта, ватсапы и прочее очень этому благоприятствуют. Раньше даже
стационарные телефоны были не у всех. А если и были, то много ли по нему
переговоришь - банальности о здоровье и делах. В письмах тоже не о многом
скажешь. А вот именно электронная почта позволяет очень откровенно и без
ограничений общаться. По ней можно переслать любые душеполезные статьи и
наставления. Я не раз замечал – предлагаешь человеку на собрании что-то сказать,
а он в ответ мямлит что-либо нечленораздельное. А потом поражает глубиной
мыслей и обилием интересных сообщений в письменном виде.
Сразу скажу, моя попытка наладить родственные связи
пока скорее неудовлетворительная. Мы стали слишком замкнутыми, угрюмыми, нам
малоинтересно общаться друг с другом. Размышляя, почему так, я предавался
детским воспоминаниям. Не помню, чтобы в детстве, дома и школе, как-то отмечали
дни рождения. На днях младшему брату исполняется шестьдесят лет, мне стоило
больших усилий уговорить его приехать, пообщаться. Он пообещал, но не смог. Тогда
я по телефону прочитал благодарственную молитву и пропел ему многая лета! Не
было никакого ритуала состыковки родственников между собой, представления друг
другу. Все было как-то стихийно, без лишних «заморочек». В детстве часто
приходилось слышать, как родственники негативно говорили друг о друге. Отец был
очень принципиальным. Он так говорил: «Я все отдам, помогу, но если ты меня
обманешь или обидишь - я буду желать тебе добра и всяческого благополучия, но знать
тебя больше не хочу и общаться не буду». В школьные годы я бывал в домах только
двух товарищей, а они в нашем доме не бывали почти никогда. Не помню, чтобы
какое-нибудь печальное событие в нашей
семье повлекло бы за собой серьезный резонанс со стороны родственников и
соседей. Нет, каждый жил своей жизнью, мало интересуясь другими. Сейчас я очень
жалею, что слабо интересовался у старших, как жили их отцы и деды. Столкнулся с
тем, что к нескольким родственникам я просто не смог дозвониться, что очень странно
- похоже, что они просто не брали трубку. С другими общение было очень
поверхностным. Было несколько случаев, когда мои помощники спрашивали: «Когда
батюшка мог бы пообщаться в удобное для вас время?» На все варианты: «завтра,
через неделю, месяц», следовал один ответ «я буду занят». Налицо нежелание
общаться, знать друг друга. Столкнулся с меркантильным подходом: дважды просили
деньги взаймы, наверное, полагая, что поп, служащий в центре Москвы, «в золоте
купается», и не отдавали. В таких случаях я не требовал возврата долга, но
общение сворачивал. Выявилось несколько случаев, когда родственники не общались
друг с другом из-за обид. И это длилось годами. В одном случае взаимного прощения
не последовало, когда обращались в Прощеное воскресенье. Можно по пальцам
пересчитать тех, с кем общение получилось радостным и полнокровным. По почте я
разослал родственникам множество материалов по животрепещущим вопросам.
И все-таки, если завтра война? Или с тобой случится
какая-либо беда - думаю, что со стороны родственников реакция будет очень
вялой. Каждый сам по себе. А не нужно ли было ли перед лицом серьезных угроз,
угрожающих самому нашему бытию, сплотиться плечом к плечу, быть одному за всех
и всем за одного. Пока этого, к сожалению, нет. Но рук я опускать не собираюсь.
Появился список родственников с их телефонами и электронными адресами - есть
все возможности общаться в духовном плане. Одна родственница смертельно
обиделась, что я, по ее мнению, не дал толком попрощаться с покойным отцом.
Отца отпевали в храме, где собственно и произошло прощание. Потом гроб стоял еще
дома и все, кто желал попрощаться, приходили. Отпевал я и еще один игумен –
духовный наставник моего отца. Вместе мы сопровождали гроб на кладбище. Когда
гроб стоял на краю могилы, я еще раз пригласил желающих попрощаться. Никто не
сдвинулся с места и духовник почившего, служащий в Донбассе, ничего не сказал.
Тогда гроб был опущен в могилу. Потом
оказалось, что в понятии местных, главное прощание с умершими происходит как
раз на кладбище, и, по их мнению, я должен был не только сказать, но и показать
пример - первым подойти и попрощаться. Вот какие бывают неожиданности… Письма
этой родственницы содержали бесконечное перечисление обид и претензий. Было
очень неприятно, особенно по поводу оскорблений в адрес почивших родителей. Я
перестал отвечать, ссылаясь на благословение духовника, на то, что ее письма
нарушают мой внутренний мир. Будучи в Донбассе в прошлом году, я поручил одному
из своих спутников прийти к этой родственнице и пригласить ее на кладбище
помянуть отца, в ответ последовали оскорбления. Конечно, она не пришла, а через несколько месяцев
умерла. Ее мужа, ослепшего и беспомощного, забрал к себе старший сын. Общение с
родственниками из Донбасса по нарастающей изобиловало фактологией о высокой
смертности, выезде в другие края, закрытии почти всех шахт и клубов, повальном
пьянстве. Как же тогда сохраниться Донбассу в орбите Русского мира при таком
положении вещей? Сетую старшему брату, что никак не могу связаться с его сыном -
моим племянником. А тот в ответ: «Да он у нас практически не бывает». У обоих
братьев по одному ребенку. Старший брат при каждой встрече «задирает» на недостойное
поведение духовенства, черпая факты, как из СМИ, так и из повседневной жизни (будучи
крупным чиновником Подмосковья, ему не однократно приходилось сталкиваться с
такими вещами). Его внуки до сих пор некрещенные из-за позиции невестки,
которая негативно относиться к духовенству, предающемуся роскошному образу
жизни. Троюродная сестра в Луганске на мой традиционный вопрос - посещает ли
она храм, ответила: «Нет, молюсь только дома». Причина - обида на священника,
который к ней грубо отнесся. Двоюродный брат, живущий в Губкине, тоже
перестал посещать церковь, из-за поведения духовенства во время строительства
храма. Есть, конечно, и положительные моменты. Так, в городе, где я родился, Артемовске
Луганской области, очень положительно относятся к местному священнику о.
Михаилу, уроженцу Галичины. Двоюродный брат рассказывал, как однажды он послал
посылку с продуктами, салом и прочим близкой родственнице на север. Через
какое-то время посылка приходит обратно с протухшим содержимым - из-за какой-то
обиды все вернули обратно.… Многие родственники посещают храмы, но при этом,
среди них очень редкое явление венчанный брак. Некоторые родственники сильно
выпивали - они уже в ином мире. Были они совершенно далеки от веры и Церкви,
ругали своих жен, посещавших храмы, за то, что «носили попам деньги». Некоторые
из них были передовиками производства. Один даже был Героем соц. труда.
Трезвыми они были тихими и мирными. Но, сильно выпив, начинали ужасно
материться. Одного из них я посетил накануне его смерти, предложил пригласить
священника - он категорически отказался и, вдруг сказал: «ты за меня помолись».
Другой после смерти приснился во сне супруге, и на вопрос: «как ты там?»,
ответил: «очень непросто, но мне Сашка (т.е. я – иг. К.) помогает».
Действительно, приезжая на малую Родину, я всегда посещал его могилу и поминал
его в своих молитвах. Его дочь, проработавшая всю жизнь в школе, во время нашей
последней беседы по телефону, будучи уже тяжело больной, по-прежнему со
скепсисом говорила о вере и Церкви. Наш разговор внезапно прервался. В трубке
раздались сигналы, похожие на то, как в шахте кусок большой породы летит в
штольню. Вскоре пришло известие о ее смерти. При ее жизни я любил бывать в ее
двухэтажном доме на берегу мелководной речушки Белая, в большом
старообрядческом поселке Городище. Я рос слабым физически, отец называл меня
«куренком» и «мямликом». Младший, соответственно, был «шустриком». Отец
благоволил к нему, особенно после того, как я стал посещать церковь. «Связался
с бабками» - ворчал он. Однажды мы по какой-то причине сцепились с младшим
братом, и тот поставил мне «фингал» под глаз. Попытка возмездия с моей стороны
была пресечена со стороны отца. Потом он и другие родственники посмеивались,
вот, мол, младший поборол старшего. Безусловно, подобные вещи не прошли бесследно,
формировали «комплексы», неуверенность в себе. Думаю, что в этом плане была
допущена педагогическая ошибка…
Вообще не нужно спешить кого-либо осуждать – очень
часто причины неприятного обстоятельства бывают объективными. После моей
нашумевшей заметки об однодневном пребывании в больнице, были предложения
жаловаться. А что могут поделать врачи, когда у них заполняемость больницы порой
в три раза превышает норму? Если говорить о реанимации в кардиологическом
отделении, то там вообще сложнейшая ситуация – лежат тяжелые, лежачие, безпомощные. Наверняка ежедневно кто-то умирает (вспоминается
из рассказа М. Зощенко: « выдача трупов с трех до четырех дня»). Я заметил, что
в таких сложных отделениях врачи и медсестры делятся на две категории: те, кто
надевает на себя защитную броню, держит дистанцию, отвечает коротко и сухо, и
те, кто несколько искусственно радостен. А все потому, что и те, и другие
опасаются впустить внутрь себя невообразимую концентрацию боли и сложностей,
связанных с уходом за тяжкоболящими людьми. Понять можно и нужно. Как и родственников
- у них тоже масса своих проблем. Одни из них, как и пациенты в больнице,
привычно напористы и требовательны, другие – обреченно сникают. Известный
алтайский проповедник И.Т. Лапкин
наповал сражает собеседника валом цифр: тридцать шесть томов проповедей,
бесед и ответов на вопросы, пятьдесят пять миллионов просмотров в интернете,
протяженность последнего миссионерского путешествия по Европе в сто двадцать
тысяч километров и т.д. Собеседник в «отпаде» - сразу начинает смотреть на него
другими глазами. Напоминает покойного старосту нашего храма - В.Н. Кузнецова,
который, правда, в отличие от Лапкина, «сыпал» не цифрами, а именами. Одно имя Патриарха
Сергия (Страгородского), к которому он заходил в детстве (их дома были рядом),
чего стоит.
У двоюродной сестры сын попал в автокатастрофу –
перелом позвоночника. Свет не мил, человек ушел в себя, до общения ли ему?
Ничто так не объединяет людей как общность мировоззрения, взглядов, единая
вера. А что здесь? Почти полная разобщенность – сказываются десятилетия
советского безбожия. Я уже не говорю об общей платформе древнего благочестия –
этого в помине нет. Раскол – большая трагедия, может быть, величайшая в истории
России. Тогда, в середине XVII века, в результате непродуманных
реформ патриарха Никона, мы сошли со своего органичного пути. До трети не самых
плохих, а правильней сказать, самых стойких и принципиальных, не приняли эти
реформы. Кровоточащая рана раскола не уврачевана до сих пор. Это потрясение
ослабило и страну, и Церковь, и народ.
Кропотливый труд по воцерковлению родственников,
устранению средостений между ними, надеюсь и верю, улучшит состояние дел в этой
деликатной сфере. Прочные родственные связи - это тот твердый камешек, который
ляжет в фундамент государства.
Игумен
Кирилл (Сахаров)