По прошествии ряда лет то, что когда-то записывалось и было вполне понятно сегодня выглядит уже несколько иначе. Начну с Питера, а точнее Ленинграда, как он назывался в советское время. В 1986 году я побывал здесь в Актовом зале духовных школ на юбилейном собрании, посвященном сорокалетию открытия ЛДС и ЛДА. Из доклада инспектора - протоиерея Георгия Тельписа - запомнил, что тогда в духовных школах преподавало 10 профессоров, в том числе один заслуженный (незадолго до юбилея звание профессора было присвоено протоиерею Владимиру Мустафину). В семинарии было 238 воспитанников, в академии 77 студентов, в регентском отделении - 74. 39 студентов обучалось на иностранном факультете. Как всегда ярким было выступление о. Виталия Борового. О. Виталий заявил о необходимости нести Западу наши богословские сокровища. Ссылаясь на архиепископа Илариона Троицкого, он говорил о порабощении Православной Церкви в синодальный период, что ослабило якобы господствующую Церковь. Развился формализм, схоластика, чиновничий подход. Привычка жить за крепкой стеной, что одновременно и стесняло. По окончании духовных школ выпускники нередко предпочитали быть мелкими чиновниками в городе, чем пастырями на селе. В дореволюционной России было четыре духовных академии, а университетов одиннадцать. В Германии же в это время было около 30 богословских факультетов. О необходимости открытия в России богословских факультетов и университетов писали о. Павел Светлов и профессор Николай Глубоковский. Исторический экскурс, как и следовало ожидать, акцентировал на времени, когда во главе ленинградских духовных школ был митрополит Никодим (Ротов) (1963-1978). «В это время духовные школы Ленинграда приобрели всемирную известность. Был открыт факультет иностранных студентов. Церковь должна была дать ответы на искания человечества». Неожиданно было слышать в стенах школы о «строгоправославном направлении», о том, что «православие - имя подлинного святоотеческого христианства», что нужно войти в «атмосферу церковности». Зато органично звучало о необходимости социальной активности христианина.

В ноябре 1988 года с целью поработать в академической библиотеке при написании кандидатской работы я вновь побывал в Ленинграде. 24 ноября недавно переведённый на ленинградскую кафедру митрополит Алексий (Ридигер) проводил своё первое епархиальное собрание. Львиная доля времени была посвящена подробному анализу недавно принятого Церковного устава. Подчеркивался принцип соборности, то, что теперь никакого трудового соглашения настоятелю с приходским советом заключать не надо («пастырь - не наёмник!»). Тут же «недреманное око» уполномоченного: «приходские собрания не должны превращаться в революцию и бунт. Статистика о крещениях и венчаниях должны быть открытой. Много жалоб на непорядок в церквах. Исполком имеет право отвода кандидатов для приходских советов. Проведение служб вне храма должно быть согласованным с исполкомом» и т.д.

Из выступления митрополита запомнилось предупреждение быть осторожными с членами неформальных объединений, без благословления не принимать участие в их работе. «Никаких диспутов. Выступать только с рассказами о юбилее крещения Руси, об общих задачах по сохранению мира, нравственного здоровья общества, восстановлении памятников архитектуры». «Необходимо самым жестким образом изживать из прихожан любую грубость, начиная от свечного ящика и регистратуры и выше. Недопустимо для духовенства в алтаре вести разговоры, не относящиеся к богослужению».

Как всегда на собрании выделялся о. Владимир Сорокин. Наступила пауза молчания, а у меня по спине пробежали мурашки, когда он сказал: «Странно слышать в эпоху гласности от уполномоченного: «мы разрешаем»». Интересно было услышать о финансовом состоянии храмов. На первом месте, конечно, был тяжеловес - Николо-Богоявленский собор, на втором - Князь-Владимирский, на третьем - Преображенский. С печалью констатировалось снижение отчислений на общецерковные нужды, в то время как увеличились доходы - особенно это касалось Николо-Богоявленского и Преображенского соборов. «На это будем обращать серьёзное внимание и использовать имеющиеся рычаги: перевод настоятелей и освобождение старост». По поводу взносов на восстановление передаваемых храмов: «Боюсь обращаться с циркулярами - они повисают в воздухе». «Необходимо единообразие в платах за требы, единообразное совершение треб и Таинств - неприятно слышать укоры за халтуру, когда отпевание совершается за 5-10 минут».

В Москве запомнился зимний вечер, когда в МГУ наш знаменитый художник И.С. Глазунов встречался с молодежью. Илья Сергеевич возмущался тем, что ряд историков неправильно трактует историю русского народа. Любимым своим писателем он назвал Достоевского. Говорил о высочайшей славянской культуре. Отмечу еще запомнившиеся моменты.

То, что в РСФСР была создана своя партия, Академия художеств, Академия наук - во многом под его влиянием. Критиковал работы П. Корина (портрет Александра Невского, «Русь уходящая»): у него часто изображаются кости и мускулы, а русская культура - это, прежде всего, дух. Упрекал Церковь в недостаточной активности. О выставке современного религиозного искусства в Ватикане: «Ничего более ужасного я не видел, уму непостижимо». О танцах: «Имитация полового акта, беснования и падучести». Не нравятся фильм об Андрее Рублеве Тарковского и книги о.Александра Меня. Отношение к старообрядцам уважительное: «Они много накопили того, что мы потеряли».

С конца 80-х годов много мероприятий проходило в Доме Телешова на Покровском бульваре. Помню первую лекцию В. Кожинова об обители прп. Нила Сорского. В этом Доме на одной из первых лекций я впервые увидел богатыря русского духа В.Н. Осипова. О. Олег Стеняев проводил занятия в Марфо-Мариинской обители: толкования на Апокалипсис, рассказы о владыке Иоанне Шанхайском, анализ декларации митрополита Сергия 1927 года и др. Запомнилась дискуссия в актовом зале ОВЦС по поводу начавших поднимать голову греко-католиков. Звучали голоса о необходимости удовлетворения их законных прав: «Беззаконие продолжается с 1946-го года, когда им отказали в праве на существование. Львовский Собор был организован МГБ по задумке Сталина. Реализовывали его решения спецорганы». В ЦДКЖ на рубеже 80-90 годов прошла целая серия духовно-просветительских лекций: о. Владимир Воробьев, о. Александр Салтыков, о. Валентин Асмус, Владимир Махнач и др.

О. Владимир Рожков, настоятель Знаменской церкви у Рижского вокзала, долгое время учившийся в Риме, 26 ноября 1990 года прочитал здесь лекцию, восхваляющую Римо-католическую церковь. Запомнилось: ««Москва - Третий Рим» - навязчивая идея», «Экуменические молитвы - это не богослужения, а собрания, дань времени», «Франциск Ассизский очень приятен, близок с прп. Серафимом Саровским», «Зарубежная Церковь не имеет права осуждать нашу Церковь, которая столько претерпела. Эта Церковь осуждает экуменические молитвы, но не стесняется применять пособия от Всемирного Совета Церквей». Далее про Лурд, кровь святого Януария и пр.

О. Владимир Воробьев, отвечая после своей лекции на вопросы, так характеризовал обновленчество: «Беззаконное сборище, сотрудничество с ЧК. Предательство, желание получше устроиться. Разрешив второбрачие духовенства, женатый епископат, обновленцы дали волю страстям. Обновление было необходимо, но оно должно достигаться духовным подвигом».

Зимой 1986 года в Даниловом монастыре преподавательница светского ВУЗа читала мне лекции о современной русской литературе и поэзии. Мы располагались на каких-то складах; она поражала знанием материала. Без всяких пособий подробно рассказывала о творчестве В. Распутина («Прощание с Матерой», «Пожар»), В. Астафьева («Пастух и пастушка»), В. Белова («Лад»), Ч. Айтматова («Белый пароход», «И дольше века длится день»), Н. Рубцова. Все эти произведения я уже читал, но каждый раз, слушая ее, открывал для себя что-то новое. Запомнились рассказы о книге Селезнева о современных писателях, в частности, о Шукшине. Пошли и вглубь - Гоголь, Достоевский, Лесков.

В конце 80-х очень активно орудовали Кашпировский и Чумак. Адекватного отпора им, на мой взгляд, тогда не было дано, а ведь повредились миллионы. Одним из тех, кто жестко и безкомпромиссно выступил с их обличением, был о. Лев Лебедев. В начале сентября 89-го года, не помню, где точно, он говорил об этом. О том, что подлинное лечение без благодати Святаго Духа невозможно. Гарантией чистого источника исцеляющей силы является высота нравственной христианской жизни ее носителя. Со знахарями все ясно, и то не всегда, т.к. они вешают иконы, читают православные молитвы, вставляя между ними колдовскую абракадабру. Чумак манипулирует над чашкой с водой и потом предлагает пить эту воду - это и есть чародейство. Дьявол низвергнут на землю «в преисподняя земли» - глубины материи - там до времени его царство. Когда без Божиего благословения человек использует резервуар этих энергий, он подпадает под власть тьмы, становится орудием злой силы и наносит себе непоправимый вред. Я убеждал мужчину и женщину в опасности занятий гипнозом, а они мне в ответ: «Но мы же стараемся во благо применять». Я им: «Святые исцеляли, живя высокой подвижнической жизнью, а у вас не из чистого источника сила, как у них». Не бросив своего занятия, они однажды причастились. Ночью муж сообщает мне, что у них начались жуткие кошмары, в квартире начался страшный пожар. У них ожоги, как от паяльной лампы. Их отец в ужасе. Церковь категорически запрещает заниматься такими вещами и обращаться к чародеям. Тех, кто, например, выливает воск, Правила отлучают на шесть лет. А тех, кто обращается к таковым - на три года. Церковь имеет все средства и для телесного и для душевного лечения. Господь сказал: «По вере вашей да будет вам». В большинстве случаях помощи от них нет. Нередко состояние людей резко ухудшается. Бывают смертельные случаи. Нельзя сказать, что они используют чисто демонскую силу. Она может быть и природной, но все равно она подконтрольна и развивается с помощью бесовской силы». Запомнился также ответ о. Льва о русском языке богослужений. Отношение его к этому было самое отрицательное. В церковнославянском языке заключается глубокий мистический смысл, а при переводе он становится поверхностным, выхолащивается. Ничего не стоит изучить азы церковнославянского языка. Современный язык обезбожен, т.к. он продукт обезбоженного общества. Церковнославянский язык не был разговорным, на нем никто не говорил. Он был создан по особому откровению на базе славянского языка исключительно для богослужебного употребления.

Еще запомнилась апология о. Львом патриарха Никона на Круглом столе в Издательском отделе Патриархии, проходившем в рамках Международной Церковно-исторической конференции. В частности: «Он защищал самостоятельность и свободу Церкви, выступал против абсолютистских притязаний царя Алексей Михайловича, за что провел 15 лет в ссылке. Только за один Новый Иерусалим его нужно признать великим человеком». О. Иоанн Экономцев на этом Круглом столе назвал мифом утверждение, что Петр Первый ввел Россию в русло западно-европейской цивилизации, в семью народов. «Мы нуждались в просвещении в утилитарном смысле - для подготовки военных специалистов. За выход к морю поплатились огромной гибелью народа. В правление Петра был дан мощный толчок к секуляризации. Значение государства было абсолютизировано. Налицо конфликт между национально-религиозным идеалом и идеей империи».