Св. Григорий Богослов получил прекрасное образование. Был сначала епископом в городе Сосиме, а потом в Константинополе, где возродил Православие. Неоднократно спасался от гонений бегством в пустыню. Важнейший его труд - «Пять слов о богословии». Здесь содержится глубокое и высокое учение о Боге Едином, в Троице Славимом. О равночестности Лиц Святой Троицы: «Один не прежде, и Другой не после: Они и хотением не отделяются, и по силе не делятся, и все то не имеет места, что только бывает в вещах делимых. Напротив, если выразиться короче, Божество в Разделенных неделимо, как в трех солнцах, которые заключены, одно в другом, одно растворение света. Поэтому когда имеем в мысли Божество, первопричину и единоначалие, тогда представляемое нами - одно. А когда имеем в мысли Тех, в Которых Божество, Сущих от первой Причины, и Сущих от Нее довременно и равночестно, тогда Поклоняемых - три».

В первом слове св. Григорий пишет о том, кто, когда и перед кем может рассуждать о Святой Троице. При этом необходимо благоговейное отношение. Не должно всем разглашать тайны веры.

Во втором слове - о недостаточности человеческого разума для постижения Бога. Существо Его непостижимо. «Изречь Бога невозможно, а уразуметь еще более невозможно, т.к. грубая плоть - препятствие к уразумению истины. Едва ли возможно нам точное познание твари, тем более в сравнении с тварями, гораздо непостижимее для ума то Естество, Которое выше их. Непостижимым называется не то, что Бог существует, но то, что Он такое. Божество необходимо будет ограниченным, если оно постигается мыслью. Ибо и понятие есть вид ограничения. Божество непостижимо для человеческой мысли и мы не можем представить Его во всей полноте. С помощью разума, постигая видимое, мы приходим к необходимости признания Бога, т.к. бытие от случая, а также порядок и сохранность его не могут быть. Бог, что Он по естеству и сущности, никто из людей никогда не находил и никогда не найдет. А что в нынешней жизни достигает до нас, есть как бы малый отблеск великого света. Сколько бы ум наш не старался отрешиться от материального, чтобы постигнуть духовную природу Бога, в свои представления о Нем он неизбежно привносит нечто телесное. Условия богопознания: отречение от чувственности, собранность ума, освобождение от мирских забот. Человек - великая тайна «Как мысль пребывает во мне и безпредельна, как человеческий образ в утробе? А природа памяти, сна и т.д.? Он не может познать даже себя, животный мир. Для нашего ума недоступна природа даже простых существ, тем более природа, сущность Бога, Который превыше всего».

В третьем - о единосущии Лиц Святой Троицы и о Божестве Сына Божия. «Рождение» в приложении к Сыну Божию и «исхождение» к Духу Святому - вневременные акты. «Рождение и исхождение? - прежде самого когда, или, выражаясь несколько смелее, тогда же, когда и Отец? Но когда Отец? Никогда не было, чтобы не было Отца. То же относится к Сыну и Духу Святому.... Не под временем Те, от Которых время. Они от Отца, но не прежде Отца. Они совечны, но не собезначальны по отношению к Виновнику - и солнце не первоначальнее света. Не мудрствуй о рождении Бога, потому что это небезопасно. Если не знаешь своего рождения, как можешь знать Божие. Ибо сколь Бог непознаваем по сравнению с человеком, столько и горнее рождение непостижимее человеческого рождения. Божие рождение да будет почтено молчанием. Христос - Богочеловек. Он был искушаемым как человек, но победил, как Бог. Как человек алкал, а как Бог напитал тысячи и Сам есть Хлеб жизни. Жаждал - но говорил: «кто жаждет да грядет ко Мне и да пиет». Утруждался - но говорил: «придите ко мне». Он молился - но и внемлет молитвам. Спрашивал, где Лазарь - и воскресил его. Он продается за самую низкую цену, но искупает мир высокой ценой - Своей собственной Кровью. Как никто и никогда не вдыхал в себя всего воздуха, так и ум не вмещал, ни обнимал Божьей Сущности. Более возвышенные изречения относятся к Божеству, а более низкие - к человеку. Последнего часа не знает Сын, только Отец - и Сын не по иному чему знает день и час, как по тому, что знает Отец. Ибо Сын знает признаки последнего времени - как не знать самого времени (знать, что около стены и не знать самой стены?). Видевший Сына, познал Отца. Христос - Премудрость (1 РљРѕСЂ. 1), Истина (И.14), Сила, Образ Отца (2 РљРѕСЂ. 4), Свет (И.8), Жизнь (И.14), Правда (1 РљРѕСЂ. 1), Освящение (1 РљРѕСЂ. 1), Избавление (от греха) (1 РљРѕСЂ. 1), Воскресение (1 И.11).

В четвертом слове опровергается арианское учение о Сыне Божием, а в пятом - ложное учение о Духе Святом. В заключение говорится о различных аналогиях для уяснения тайны Святой Троицы. Во Христе - две природы и одна ипостась. Св. Григорий настаивал на восприятии Христом полноты человеческой природы, ибо «что не воспринято, то и не уврачевано». По его словам, основная цель воплощения Сына Божия - обожение человека. Отрицает теорию выкупа у сатаны и вообще выступает против юридического подхода в понимании искупления. Св. Григорий писал: «Бог для одних свет, а для других - огонь, смотря по тому, какое вещество и какое качество встречает в каждом».

Вот еще его высказывания: «Крест есть победа над смертью и адом, но не выкуп. Крест есть жертва благоприятная, но не плата, не выкуп Богу. Крест есть необходимость человеческой природы, но не божественной. На Кресте была восстановлена первозданная человеческая природа». «Хорошо обязаться супружеством только целомудренно, уделяя большую часть Богу, а не плотскому союзу. Лучше остаться свободным от уз, все отдать Богу и горнему». «Если жена может тебе дать то же, что и Бог, то супружеская жизнь равна безбрачной. А если не может, то и между ними нет равенства. Не унижаю супружество, но для себя избираю чистоту». «Говорить о Боге - великое дело, но гораздо больше - очищать себя для Бога».

«Если хочешь быть богословом - соблю­дай заповеди». «И на высотах созерцания не открывается СамБог в Себе, но только слава Его, Его великолепие, - не свет, но сияние света».

На этой непознаваемости Божества по природе св. Григорийнастаивает со всею силой: «Представить себя знающим, что есть Бог, есть повреждение ума..."

Бог - как некое море сущностей, неопределимое и безконечное, простирающееся за пределы всякого понятия о времени. Бог одним умом оттеняется в один некий образ действительности, убегающий, прежде, нежели будет уловлен и ускользающий преж­де, чем будет представлен. Мы познаем Бога неполно и отраженно.

Нельзя до конца перевести опыт веры на язык понятий, отсюда апофатическое богословие.

Из положительных имен только богооткровенное имя "Сущий" выражает нечто о Боге и принадлежит собственно Ему и только Ему, т.к. только Ему принадлежит самобытность. Однако, нужно помнить, что Бог выше всякой сущности, всех категорий и определений.

И самое Имя "Бог" есть Имя относительное, обозначающее Бога в отношении к твари.

Климент Александрийский в главном своем труде «Строматы» писал о значении философии и науки. У него заметны зачатки учения об апокатастасисе (о всеобщем восстановлении), которое развилось у Оригена. Это учение было осуждено на Пятом Вселенском Соборе. Мнение о предсуществовании душ критиковал св. Мефодий Олимпийский (его важнейший труд «Пир десяти дев»).

Св. Григорий Нисский особенно запомнился своим возвышенным учением о богопознании. «Понятие о Боге невыразимы. Каков Он по природе, в наших земных категориях говорить нельзя - они несоизмеримы, т.к. несоизмеримо велико расстояние между Творцом и творением. Наш язык не способен определить Бога каким-либо именем. Это невозможно, ибо Бог выше всякого имени. Естество Его неопределимо, невозможно быть объято словом. Любое имя ограничивает Его». Имел частные мнения, которые еще не были сформулированы соборными определениями. Им св. Григорий не придавал догматического значения. Так, он считал, что грешники и демоны претерпят очистительное врачевание через смерть и страдание по смерти, а не карательное возмездие. В противном случае, по его мнению, мы должны будем признать вечное существование зла и, соответственно, ограниченность божественной благости. Все, полагал святой, будут восстановлены в состоянии первобытной чистоты и святости. «Нужно увидеть Бога в самом себе, в душе своей, и для этого должна она быть зеркальна. Душа должна быть чиста от всякого «чуждого», т.е. чувствительных пристрастий, от мятежа страстей, бороздящих ее поверхность». Истинный подвижник «не по страху наказания удаляется от порочной жизни, и не по надежде наград делает добро - с какими-нибудь условиями и договорами, торгуя добродетельным житием, - но делает добро, теряя из вида все, даже то, что по обетованию соблюдается награде».

Св. Иоанн Златоуст обличал пороки. Оставил толкования на Евангелие от Матфея, Книгу Деяний и Апостольские послания. «Шесть слов о священстве». Святой писал: «Хотя бы мы вошли на самый верх добродетели, то спасаемся мы все же по милости». И еще: «Если я хочу достигнуть всего блага, то я буду искать Божиего блага. Те, которые стремятся достигнуть только земного блага, теряют и одно и другое, а те, которые отдают предпочтение Божиему благу, получают одно и другое. Ищи то, что есть Божие, и человеческое тебе легко достанется». «Чаша, которую Христос преподнес ученикам на Тайной Вечери, была не из золота. Но нет ее безценнее. Если вы желаете почтить Христа, благотворите, когда видите Его нагим, в лице нищего. Что толку, если вы приносите шелк и драгоценные металлы, а Христа оставляете вовне, страдать от холода и наготы. Что толку, если храм полон золотых сосудов, а Сам Христос терпит голод. Золотые чаши делаете, а жаждущему не поднесете и чашку холодной воды. Словно бездомный странник скитается, моля о подаянии, Христос, и вместо того, чтобы принять Его, вы делаете украшения». «Ничто не умилостивляет Бога, как любовь к врагам и благотворение обижающим нас. Когда кто-нибудь обидит тебя, ты смотри не на него, а на дьявола, который побуждает его к тому; на диавола изливай весь свой гнев, а о нем даже жалей, т.к. он находится под влиянием диавола». «После отшествия отсюда, уже невозможно найти ни прощения, ни оправдания, ни врачевства против того, что сделано». «Благоустроенное поведение и целомудрие почитается приличным одним монахам, тогда как Христос дал общие для всех законы. Блаженство, изреченное Христом, обещано не одним монахам. Если бы в брачном состоянии невозможно было исполнить того, что требуется от монахов, то погибло бы все и добродетели не осталось бы места в мире. Если иные находят для себя препятствие в брачной жизни, то пусть знают, что препятствием служит им не брачная жизнь, а свое произволение, во зло употребляющее брачную жизнь». «Нестерпимы геенна и будущие мучения, но если представим и тысячи геен, не изобразим ничего равного бедствию - стать ненавистным Христу, услышать от Него: «Не вем вас». Легче принять на себя тысячи молний, нежели кроткое лицо Господа увидеть отвращающимся от нас и мирное Его око нетерпящим взора на нас. Любящему прискорбно не то, что за оскорбление им любимого терпит какое-либо зло, но паче всего то, что оскорбил любимого. Будем держаться той мысли, что тяжело не мучение терпеть, а грешить. Если бы Бог не наказал нас, то самим нам надлежало бы подвергнуть себя наказанию за то, что были столь неблагодарны к Благодетелю. Если любим Христа, как должно, то сами себя будем наказывать за грехи свои». «Недостаточно одного усилия человеческого, если не получится и помощь свыше; и опять никакой не будет пользы от помощи свыше, если не будет собственного усилия». О молитве: «Почему же, скажешь, многие бывают не услышаны - потому что просят безполезного». «Не обилие слов умоляет Бога, но душа чистая и являющая добрые дела». «Когда мы намереваемся говорить с людьми, которые выше нас, то приводим в порядок и внешний вид свой, и походку, и все... и потом уже вступаем в разговор, а когда приступаем к Богу, позевываем, почесываемся, оборачиваемся во все стороны, бываем небрежны, преклоняем колени, а сами блуждаем по площади». «Если будем возносить молитву к Богу за оскорбляющих и обижающих нас, тогда будет услышана и молитва наша за нас самих». «Научимся неотступно и постоянно прилежать к молитве и днем и ночью, и особенно ночью, когда никто не смущает, когда ум спокоен, когда великая тишина и нет никакого волнения в доме, никто не препятствует нам заняться молитвой и не отвлекает от нее, когда возбужденная душа может обстоятельно высказать все Врачу душ». «Когда кто молится против врагов, то это слова не человека, а диавола». «Тогда наиболее Господь слышит нас, когда мы призываем Его скорбною душею и сокрушенным сердцем в прилежной молитве». «Молиться Богу о вреде врагам, значит оскорблять Бога». «Хотя бы ты не разумел слов молитвы, приучай, по крайней мере, уста произносить их». «Язык освящается этими словами, когда они произносятся с усердием». «Для молитвы нужно не столько слово, сколько мысль, не столько движение рук, сколько напряжение души, не положение тела, а расположение духа», «Перед Господом молится тот, кто вполне сосредоточил свою душу, и не имеет ничего общего с землею, но перешел на самое небо и изгнал из души всяческий человеческий помысл». «Великое благо молитва, если она бывает с чувством благодарения, если мы научимся благодарить Бога не только получая /просимое/, но и не получая. Бог, и когда дает /просимое/, и когда не дает, делает и то и другое на пользу».

«Бывает иногда полезнее не получить, Бог несомненно дал бы; между тем не получить с пользою, значит получить».

«Получим ли мы просимое, не получим ли, будем настойчивы в своем прошении, будем благодарить не только в случае успеха, но и в случае неуспеха».

«Чтобы молящийся был услышан, это зависит, во-первых, от того, если мы достойны получить; во-вторых, если мы мо­лимся согласно с законами Божиими; в-третьих, если молимся непрестанно; в четвертых, если не просим ничего житейского; в-пятых, если исполняем все должное со своей стороны, и, наконец, если просим полезное». «Ты сам не слышишь своей молитвы, а хочешь, чтобы ее услышал Бог».

«Если язык произносит слова, а ум блуждает в стороне, обду­мывая домашние дела или соображая об общественных делах, то для тебя не только не будет никакой польза, а напротив, еще большее будет осуждение».

«Если иметь врагов, уже есть преступление, то подумай, какое преступление молиться во вред им. Ты должен просить прощение о том, что имеешь врагов, а ты еще обвиняешь их? Как ты можешь получить прощение, если обвиняешь других, и при этом в такое время, когда сам нуждаешься в великой мило­сти? Ты ведь приходишь молиться о прощении своих грехов: не припоминай же чужих грехов, чтобы не напомнили тебе о твоих собственных».

Если ты будешь молиться о погибели врагов, то будешь молиться молитвой, которой хочет диавол; напротив, если ста­нешь молиться за врагов, то твоя молитва будет против него. Подлинно, он один - наш непримиримый враг, а человек, что бы он ни делал, остается нашим другом и братом».

«Кто не ожидает воскресения и не верит, что он отдаст отчет за свои здешние дела, а думает, что все наше ограничивается настоящей жизнью и за ней нет больше ничего, тот не будет заботиться о добродетели, - да и как он будет заботиться, когда не ожидает никакого воздаяния за труды? - не отстанет и от зла, не ожидая себе никакого наказания за злые дела свои; но, предавшись постыдным страстям, впадет в пороки всякого рода. А кто убежден в будущем суде и имеет перед очами то страшное судилище, неизбежный отчет в делах и неподкупный приговор, тот всячески будет стараться соблюдать и целомудрие и кротость и другие добродетели, а невоздержания и дерзости и всякого другого порока избегать».

Св. Иоанн Златоуст призывает к щедрой милостыне, которая может быть и советом, - "разве не велика милостыня. если душу, объятую унынием, находящуюся в крайней опасности, одержимую пламенем страсти, кто освободит от этой болезни?"

Власть - есть вид порабощения, - она установлена Богом, но вследствие греха. В раю не было власти, ибо не было неравенства и человек был свободен. Греховность делает власть необходимой, как некую скрепу общественной жизни, без власти началась бы всеобщая борьба.

Однако, властвуют те же греховные люди, и потому слишком часто власть бывает жестокой и несправедливой, при этом она не становится незаконной, и всякой власти надлежит повинова­ться.

Предел свой власть имеет только в Церкви, - мирская власть не распространяется за церковную ограду.

Власть подсудна суду церковного разума и совести.

У Златоуста не было планов внешнего общественного пере­устройства, он признавал и принимал существующий строй и по­рядок и стремился не к преобразованию общества, но к преоб­разованию людей.

Преодоление рабства путем проповеди и милосердия. Никакие внешние условия не могут помешать жизни во Христе и со Христом, и в ней - вечной радости и блаженству.

«Никакой подвиг не может быть достаточно велик, если от него нет пользы другим».

«Хотя бы ты был постником, хотя бы спал на земле, хотя бы ел пепел, хотя бы непрестанно плакал, но если ты не приносишь пользы никому другому, ты не делаешь ничего великого».

В одном из своих сочинений Златоуст говорит, что христианам непозволительно ниспровергать заблуждение насилием и принуждением, но следует соделовать спасение человеков путем разумного и кроткого убеждения: в другом месте он говорит, что лучше претерпевать гонение, чем преследовать других.

«Сам Бог действует убеждением, а не принуждением, «Он увещевает, советует, предостерегает от худых начинаний, но не принуждает». И пастырь должен подражать этому Божественному примеру. Златоуст был максималистом по складу, по темпераменту, бывал резок и строг. Но всегда он был против всякого принуждения и приневоливания, даже в борьбе с еретиками. Он был всегда противником внешних и мирских мер борьбы в делах веры и нравов. «Христианам в особенности запрещается исправлять впадающих в грех насилием, - говорил он, - наша война не живых делает мертвыми, но мертвых живыми, ибо полна кротости и смирения... Я гоню не делом, но словом, и преследую не еретиков, но ересь... Мне привычно терпеть преследование, а не преследовать, быть гонимым, а не гнать. Так и Христос побеждал распятый, а не распиная, не ударяя, но приняв удары».

Есть у святого Иоанна и такие слова: «Из всех зол человеческих един грех есть действительное зло, а не бедность, не болезнь, не обида, не злословие, не безчестие и даже не смерть».

Блаженный Иероним перевел Библию на латинский язык. Защищал монашеский идеал, писал о преимуществе девства перед браком.

Блаженный Августин был епископом в течение 35 лет. Ему принадлежит около ста сочинений, виднейшие из которых: «О граде Божием» и «Исповедь». В «Исповеди», обращаясь к Богу, Августин писал: «Ты создал нас, Господи, со стремлением к Тебе и не успокоится наше сердце, пока не упокоится в Тебе». И еще: «Только те знают, что значит веровать в Бога, которые любят Его». «Всяк отделяющийся от общения с Церковью, хотя бы жизнь его была достойна похвалы, за то одно беззаконие, что отвергая единение со Христом, не будет иметь жизни, но гнев Божий пребывает на нем». Св. Августин путем опыта в борьбе с донатистами пришел к такому мнению, что путь нравственного убеждения, конечно, прекрасный и самый лучший, но не всегда практически применимый, что для пользы самих же заблуждающихся следует действовать и страхом и насилием. Тех, которые не входят в дверь церкви добровольно, следует принудить войти. В этом духе Карфагенский собор 404г. ходатайствовал перед императором Гонорием о распространении на донатистов карательных законов, направленных против еретиков. Просьба была, разумеется, уважена.

Содержание моего повествования заведомо ограничено. «За скобками» остался ряд отцов и учителей Церкви: св. Поликарп Смирнский, св. Кирилл Иерусалимский, блаженный Феодорит, Дионисий Ареопагит, преподобные Максим Исповедник (он писал: «Всякий подвижнический труд, чуждый любви, неугоден Богу», «Душа никогда не может устремиться к видению Бога, если Сам Бог, снизойдя, не прикоснется к ней и не возведет ее к Себе. Ведь человеческий ум не в силах вознестись настолько, чтобы постигнуть хотя бы толику божественного сияния, если Сам Бог не поднимет его (насколько возможно человеческому уму быть вознесенным) и не озарит (Своими) божественными лучами», «Душа никогда не может простертися к познанию Бога, если Сам Бог, по благоисхождению к ней, не коснется ее и не возведет ее к Себе», «И ум человеческий никогда не мог бы настолько востечь горе, чтобы приять некое божественное озарение. Если бы Сам Бог не восторгал его, сколько возможно уму человеческому восторжену быть и не просвещал божественными осияниями». «Страсти, возобладая умом, привязывают его к вещественным предметам и, отлучив от Бога, заставляют заниматься ими». «Не пища - зло, а чревоугодие; не деторождение, а блуд; не деньги, а сребролюбие; не слава, а тщеславие») и Иоанн Дамаскин, Симеон Новый Богослов. Приведу несколько его высказываний: «В том, кто получил благодать, она или умножается, если он подвизается, или умаляется, если он не не радит; если это нерадение продолжится, то мало-помалу она и совсем в нем оскудеет и оставит его совершенно пустым. Оставит, а он долго еще будет думать, что имеет ее», «Благодать Всесвятаго Духа дается уневестившимся Христу душам, как обручение или залог. И как жена без обручения не имеет твердой уверенности, что несомненно сочетается некогда с мужем, так и душа никогда не воспримет верного удостоверения, что будет вечно сопребывать с Владыкою Своим и Богом...если не получит обручения и залога благодати Его и не возимеет в себе сознательно Его Самого». «Невозможно и плоть наполнять досыта брашнами и духовно наслаждаться умными и божественными благами. Ибо, в какой мере кто работает чреву, в такой лишает себя вкушения духовных благ. Напротив, в какой мере кто станет утончать тело свое, соразмерно с тем будет насыщаем пищею и утешением духовным».

О некоторых отцах Церкви сказано предельно кратко. Полагаю, тем не менее, что смысл публикации был, потому что содержание ее было пропущено мною через себя, а посему, как показывает опыт, ложится на сердца и других.