Игумен Кирилл (Сахаров). Беседа с прихожанами по истории Русской Церкви по книге протоиерея Георгия Флоровского «Пути русского богословия»

Часть 1

Книга о. Георгия «Пути русского богословия» является непревзойденной. В предисловии к ней известный зарубежный православный деятель о. Иоанн Мейендорф писал, что с рядом выводов в этой книге можно не соглашаться, но нельзя просто их отбросить за ненужностью. Это касается его оценки Раскола середины XVII века и оценки малороссийского влияния на нашу церковную жизнь. На Украине можно было услышать: «У нас было Магдебургское право, у нас была Академия, а вы там на севере, на северо-востоке невежды». Но что такое Киево-Могилянская Академия? Это чисто западный продукт, где царила схоластика, где святоотеческое наследие было в небрежении. Митрополит Владимир (Сабодан) писал, что на Руси, до появления Духовных школ, Славяно-греко-латинской Академии в 80-х годах XVII века, богословием было богослужение, икона, архитектура (богословие в камне), иконопись (богословие в красках). О. Георгий проанализировал за три с половиной века всю нашу религиозную богословскую мысль, и пришел к такому выводу, что в послераскольный период можно назвать более-менее удачного мыслителя в религиозной сфере, и то с некоторыми оговорками, Хомякова Алексея Степановича. Единственный мирянин-богослов и религиозный философ, который наряду с епископом Игнатием (Брянчаниновым) является высочайшим авторитетом для профессора А.И. Осипова, как и старец Никон (Воробьев). И особенно он выделяет митрополита Филарета (Дроздова), мощи которого находятся в храме Христа Спасителя. Будучи в храме прп. Саввы Освященнаго в Люблино, я видел его фотографию с нимбом, там его скуфья под стеклом и богослужебная книга. В этом храме резные киоты, большие Царские врата. Рядом строится огромный деревянный храм святых апостолов Петра и Павла. И еще на территории две часовни – получается целый комплекс.

Книга о. Георгия называется «Пути русского богословия». А вот известный философ Николай Бердяев говорил, что скорее эту книгу надо назвать «Безпутие русского богословия». Критерием оценки у Флоровского была верность святоотеческому византийскому наследию. Об отдельных мыслителях он писал: «Ни ума, ни таланта». Флоровский был активным участником экуменического движения, занимал там консервативную позицию, отстаивал святоотеческое наследие.

Еще в начале прошлого века, такие профессоры, как Евгений Голубинский, утверждали, что Древняя Русь — это темнота, невежество. Теперь это курьезно звучит, по словам Мейендорфа и самого Флоровского: «Даже и не остро». То есть это уже вчерашний день. На самом деле, и берестяные грамоты это подтверждают, у нас был высокий уровень книжности, грамотности и образованности в допетровский период.

Анализирует в этой книге Флоровский спор иосифлян и заволжских старцев. Первые, сторонники Иосифа Волоцкого, говорили о необходимости для монастырей и социального служения и благотворительности с их стороны. Заволжские старцы, прежде всего, Нил Сорский, говорили, что монашество должно быть уединенно, что монахи должны питаться трудами рук своих, что не надо никаких земель, крестьян — это все отвлекает. Сейчас некоторые наши патриоты говорят: «Ни-ни, ни слова критики в адрес ни одного царя – то ли Петра I, то ли кого-то еще — это грех против помазанника Божьего». Прп. Иосиф Волоцкий различает праведных и неправедных царей. Неправедному вовсе не подобает повиноваться: «Он, в сущности, даже и не царь. Таковой царь не Божий слуга, а дьявол. И не царь, а мучитель».

О многом пишет Флоровский: о преподобном Максиме Греке, о нашей иконописи, о Малороссии. Киевского митрополита Петра Могилу (это, по сути, малороссийский Никон) он называет «убежденным западником». Его Исповедание составлено по латинским книгам, латинским схемам. О митрополите Димитрии Ростовском (+1708 г.) говорит, что тот не вполне разбирался в великорусских церковных реалиях второй половины XVII века. Для него все, что связано с Расколом — это продукт народного невежества. Об этом он много пишет в своей книге «Розыск о брынской вере» (речь идет о брянских лесах, где было много старообрядцев). Митрополит Димитрий был человеком западноевропейской учености, во многом испытавший и латинское влияние.

Особенно много и интересно для нас говорится в книге о. Георгия о личности патриарха Никона и его реформе. На этом я остановлюсь подробнее. Реформа была решена и продумана во дворце царем Алексеем Михайловичем («Тишайшим»). Он мечтал о византийском престоле; наша идея «Москва – Третий Рим» стала наполняться имперским, великодержавным содержанием. Никон был привлечен к начатому делу, посвящен в разработанные планы. Однако, именно он вложил всю страсть своей бурной и опрометчивой натуры в исполнение этих преобразовательных планов. Это была попытка огречить Русскую Церковь во всем, вплоть до мелочей, хотя каждая Поместная Церковь имеет свои особенности, свою специфику. Возьмите, например, Грузинскую Церковь, там даже скачки есть в память умерших и обильные трапезы устраиваются на могилах. Это отдает язычеством, но вот, есть такие особенности. Зачем же всех под одну гребенку? Мы руководствуемся правилом преподобного Викентия Лиринского: «В главном единство, во второстепенном свобода, во всем любовь». Да, греки наши учителя, но современные греки давно растеряли свой авторитет в делах веры. Еще Иоанн Грозный говорил, что у нас Апостольская Церковь, ее основал Андрей Первозванный в I веке. Флоровский утверждает, что у Никона не было даже простой житейской чуткости и осмотрительности. Его назвали крупным историческим деятелем, хотя он не был великим человеком. Был слишком резок, упрям. Он был деятелем, но не творцом. Хотя он был грекофилом по убеждениям, но греческий язык не знал, толком не учился и не выучил его. У него была, пишет Флоровский, почти болезненная склонность все переделывать и переоблачать по-гречески. Как у Петра впоследствии – все переделывать, переиначивать по-немецки и голландски, превратив Россию в большую Голландию. Их роднит с Петром эта странная легкость разрыва с прошлым. И как Петр слушал с полной доверчивостью своих европейских советников, так и Никон греков. Греки были заинтересованы в том, чтобы их престиж и авторитет был высок в глазах русских. Это имело и меркантильную подоснову – они были под турецким игом, приезжали собирать милостыню, довольно богатую увозили – собольи шкуры, деньги и прочее в большом количестве. Поэтому им важно было подчеркнуть свой авторитет. А если разность в богослужении наблюдается, тогда надо на них ориентироваться, они наши учителя. А то, что они дважды были под воздействием унии, пусть во многом формально – в 1274 году Лионская уния, а в большей степени Флорентийская (XV век, незадолго до падения Константинополя). Они были несколько столетий под турецким игом, у них уже многое деформировалось и выхолостилось. Когда в начале XX века старообрядческие епископы путешествовали по Востоку, они общались с Иеросалимским Патриархом. Он спросил: «Как вы находите наше богослужение? Слава Богу, хоть это сохранили, находясь под таким давлением (мы бы сейчас сказали «прессингом») в течение стольких столетий». Если сейчас продолжать следовать логике Никона – нужно перейти на новый стиль, нужно признать второбрачие, что сделал Варфоломей, быть полууниатом или полукатоликом, молиться вместе с Папой Римским. Пока еще не причащаются, но вечерню вместе совершают и многое другое. Мы были единственным свободным государством во вселенной, «поднебесной», как тогда говорили. Московское государство – свободная Православная Держава, где все в богослужебной сфере было законсервировано после Крещения при князе Владимире. Да, были канонизации, составлялись службы новопрославленным святым, был даже переход со Студийского на Иеросалимский устав, что не привело ни к каким потрясениям. Приверженность к внешним формам богопочитания - у русских это в крови.

Флоровский писал, что подражание современным грекам нисколько не возвращало потерянных традиций. Этого не было в его реформе – возвращения к отеческим основам, к византизму. Что же тогда двигало Никоном? Вообще, в чем смысл реформы? Целью реформы было привести нашу богослужебную практику в соответствие с современной греческой и малороссийской.

Произошло воссоединение – Никон особенно на этом настаивал. Хотя до этого неоднократно наши Земские Соборы отрицательно относились к ходатайству гетманов о принятии в подданство, это было чревато войной, что потом и случилось – в течение 13 лет была серьезная война с Польшей. Что еще подвигло к реформе, привлекло внимание реформаторов в современном им греческом и малороссийском богослужении? По словам о. Георгия, бо́льшая торжественность, праздничность, пышность, богатство. Вот с этой праздничной точки зрения он и проводил свою обрядовую реформу. Наше богослужение было более аскетичным, оно акцентировало внимание на словах, на то, что поется и читается. «Кудрявое» партесное пение может восхищать чисто в музыкальном плане, но при этом его словесное наполнение отходит на второй план, а ведь это самое главное, это важнее. Да, была строгая, умеренная праздничность и торжественность, но не такая пышность, которая затмевает содержательную сторону.

Флоровский прямо пишет, что Никон исправлял церковные книги не как декларировалось по древним греческим, славянским харатейным книгам, а по современному печатному греческому служебнику. Греки, попав под турецкую неволю, не имели возможности печатать книги, у них не было своих типографий, книги они печатали на Западе. Естественно, что при этом что-то новое входило, что-то заимствовалось, что-то размывалось. Обычно за основу брали новопечатную греческую книгу. Главная острота никоновской реформы, по словам Флоровского, была в резком и огульном отрицании всего старорусского чина и обряда. Мало того, что внедрялось новое, но еще и объявлялось ложным, еретическим, почти нечестивым старое. Простите, а как же преподобные Сергий, Зосима, Савватий, Герман - они же по этим книгам спасались и, несомненно, крестились двуперстием. Именно это смутило и поранило народную совесть. Это было хулой на старые обряды у Никона, да еще с подсказки Восточных патриархов (Макарий Антиохийский особенно здесь отличился – первым произнес клятву на двуперстие). Решения и клятвы Большого Московского Собора 1666-1667 годов привели к окончательному водоразделу между ревнителями старины и сторонниками реформы. Клятвы на этом Соборе были внушены и изобретены греками. Из 30 епископов на Соборе было 15 иноземных, и вели они себя как судьи Русской Церкви, а поддакивали им такие сомнительные деятели, как Симеон Полоцкий. Вообще, среди активных проводников реформы были киевские ученые старцы, такие как, например, Сатановский (интересная фамилия), Славинецкий, Птицкий. Исследователи обнаружили, что сам текст этих клятв был составлен игуменом Афонского Иверского монастыря Дионисием, который много лет жил в Москве и который был проводником линии на возвышение греков.

Русские книги объявляются порченными и развращенными с каких времен? С тех пор, когда русские митрополиты больше не стали посвящаться в Константинополе – автокефалия Русской Церкви была провозглашена в 1448 году. Именно по Дионисию-греку и судил Большой Собор, и часто его словами. Современный исследователь Б.П. Кутузов, сравнивая старые и новые тексты с филологической и смысловой точек зрения, в 97% случаях отдает предпочтение старому варианту.

Так, например, в одном ирмосе поется, вспоминается, как Илия Пророк посрамил Вааловых жрецов, призвал Бога в помощь и после его молитвы огонь сошел с небес и попалил жертву. Раньше пелось – «и огнем жертву попалил еси». А в новом тексте – «и жертву водою попалил еси». Получается абсурд. Примеров таких абсурдов немало приводится в книгах Кутузова.

Кроме Симеона Полоцкого, в прошлом униатского монаха, проявил себя в негативном плане греческий проходимец Паисий Лигарид (он был запрещен в служении или даже лишен сана). Этот авантюрист был орудием в руках Алексея Михайловича, он тоже приложил руку ко всей этой порче, которая случилась. Ключевский так говорил о Симеоне: «Западнорусский монах, выученный в латинской школе, был первым проводником западной науки, призванный в Москву». А что касается Лигарида, то Патриарх Константинопольский на запрос из Москвы о нем, так его характеризовал: «Я его православным не называю. Слышу от многих, что он папежник и лукавый человек». А между тем, на Большом Московском Соборе Лигарид сыграл решающую роль. Вот такие авантюристы были проводниками этой реформы.